Звезда для Наполеона - Страница 91

Выйдя из удушающей немного двусмысленной атмосферы первого этажа, Марианна нашла свою комнату гаванью мира и тишины. Огонь весело пылал в украшенном рождественскими розами камине, а открытая постель манила свежестью белоснежных простынь. Повернувшись спиной к письменному столу, на котором этой ночью перо останется сухим, – и речи не могло быть, чтобы сообщить Фуше о встрече с американцем, так что на этот раз министр удовольствуется описанием приема, – Марианна начала раздеваться.

Со вздохом облегчения она избавилась от платья, морской волной опустившегося на сине-розовый ковер. За ним последовала кружевная фантазия – белье, затем, подняв руки, молодая женщина развязала ленты и с трудом распутала прическу – многотрудное творение Фанни. Тяжелая шелковистая масса скользнула по обнаженной спине, вызвав на этот раз вздох наслаждения.

Видно, она и в самом деле сильно устала, ибо ей послышалось, что другой вздох отозвался эхом, вздох, раздавшийся неизвестно откуда, очевидно, порыв ветра в камине. Торопясь попасть наконец в постель, Марианна не задержалась у очаровательного видения, которое ей предлагало зеркало, а, надев ночную сорочку, скользнула под одеяло, задула свечу у изголовья и блаженно вытянулась, вздохнув в третий раз.

Она еще не успела закрыть глаза. Что-то зашуршало внизу, появилась темная фигура и бросилась на кровать, застонавшую под двойной тяжестью. Обезумев от прикосновения чьих-то рук, безусловно мужских, не понимая, что происходит, Марианна издала приглушенный крик. Дрожащая рука стремительно зажала ей рот.

– Не кричите! – прошептал задыхающийся голос прямо у нее над ухом. – Я не сделаю вам ничего плохого… наоборот! Я… Я только хочу наяву любить вас, как люблю в сновидениях уже много ночей.

Без сомнения, из боязни причинить ей боль рука прижала ее не сильно, и Марианне не стоило большого труда освободиться. Теперь она знала, с кем имеет дело, и возмущение немедленно изгнало страх. На нее напал не кто иной, как кроткий, застенчивый господин Феркок.

– Снова вы! – задохнулась она в негодовании. – Вы что, взбесились? Ну-ка, убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!

– Нет!.. О, нет! Я не оставлю вас! Я держу вас, я хочу вас, и я овладею вами! Иначе будет слишком несправедливо!

– Несправедливо? Это почему же? Ох! Перестаньте тянуть меня за волосы.

Действительно, обняв девушку обеими руками, Феркок невольно захватил распущенные волосы и причинил боль своей пленнице. Отбросив всякую обходительность, воспитатель воспользовался этим, чтобы покрыть жадными поцелуями шею и грудь Марианны, перемежая отрывистыми восклицаниями о том, что он достоин не меньшей милости, чем «тот дьявол американец», с которым она так долго пробыла в павильоне.

– Вы просто смешны, недотепа, – пробормотала Марианна, продолжая отбиваться от нежностей.

В этой нелепой борьбе со взбесившейся овечкой она сама себе казалась смешной.

– Я был им… но теперь довольно! Я слишком жажду вас! Марианна… Марианна! Я видел вас только что… когда вы раздевались!.. Я был под кроватью!.. И я почувствовал, что схожу с ума!

Гибкое движение бедер наполовину освободило Марианну, а точная звонкая пощечина прервала пылкие излияния воспитателя.

– Какой вы, оказывается, отвратительный тип! Когда я подумаю, что считала вас милым, испытывала к вам сострадание…

– Я не нуждаюсь в вашем сострадании, я вас хочу, вас!

– Вы это уже говорили! Но я не хочу вас… ни за что, – Марианна возобновила отчаянную борьбу за свое легкое ночное одеяние, которое неистовый воспитатель пытался разорвать, – и в последний раз требую отпустить меня, иначе я закричу! Ох!..

Нежный батист не выдержал. Лишенная этой хрупкой защиты, Марианна поняла, что оказалась почти беззащитной перед настойчивым влюбленным. Она уже обратила внимание, что под своей деликатной внешностью он оказался более сильным, чем можно было предположить. Возможно, это неистовая страсть придала ему силы, но девушка чувствовала, что долго сопротивляться не сможет. Давали себя знать и дневная усталость, и вечернее нервное напряжение. Тем не менее досада и злость еще поддерживали ее… Она никогда добровольно не отдастся мужчине без любви, а если и станет пассивной жертвой, то только превосходящей силы.

Когда он схватил ее за запястья и начал выкручивать руки, она изо всех сил отстранилась подальше от него.

– Я закричу! – пригрозила она.

В багровых отблесках умирающего огня кроткое, любезное лицо г-на Феркока, искаженное глупой усмешкой, приняло поистине дьявольское выражение. Она в буквальном смысле не узнавала своего сотрапезника прошедших дней.

– Кричите, сколько вам угодно, – заявил он, удваивая усилия, чтобы сломить наконец последние сопротивления. – Никто вас не услышит. Когда его сиятельство с друзьями играют в вист, дом может обрушиться на них, но они не заметят и будут продолжать игру посреди развалин. А что касается слуг, то они почти все уже спят в этот час…

Марианна глухо застонала. Тут же отворилась дверь. Словно услышав последние слова Феркока и желая опровергнуть их, появились два лакея гигантского роста. Не проявляя никаких эмоций, как хорошо отрегулированная машина, один из них подошел, схватил воспитателя за одежду и, легко подняв, словно тот ничего не весил, понес его, брыкающегося и царапающегося, словно разозленная кошка. Дверь за ними закрылась. Но второй лакей остался в комнате. Слишком ошеломленная и, надо честно сказать, слишком обрадованная, чтобы рассердиться на него, Марианна только и смогла, что стремительно закутаться в одеяло. Затем, вновь обретя достоинство, она несколько холодно улыбнулась безмолвно смотревшему на нее человеку.