– А теперь к «У Королевы Испании».
– Слушаюсь, мадемуазель!
Элегантная двухместная карета, запряженная великолепными ирландскими рысаками, проехала мимо стоящего фиакра, в глубине которого Марианна заметила неопределенную темную фигуру, повернула на углу у кафе Данжес и углубилась под деревья Итальянского бульвара. Марианна немного выждала, затем обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть выезжающий на бульвар черный фиакр.
Когда карета остановилась возле знаменитого мехового магазина, Марианна снова оглянулась и увидела фиакр, пристраивающийся позади большой повозки меховщика. Она еще заметила своего преследователя у почтамта, и, когда ее упряжка прибыла наконец на рю де Варенн, черный фиакр по-прежнему находился в поле ее зрения.
«Не нравится мне это, – подумала Марианна в то время, пока Жорис – портье особняка – открывал ворота перед лошадьми. – Кто эти люди и почему они следят за мной?»
У нее не было другого способа узнать это, кроме сообщения о происшедшем в очередном рапорте. Если слежка велась с благословения Фуше, он ничего не предпримет, если же человек в черном фиакре не из его людей, он, безусловно, даст Звезде какие-нибудь указания.
Немного успокоенная таким решением, Марианна вышла из кареты и, предоставив Фанни заниматься пакетами, вошла в просторный вестибюль и направилась к мраморной лестнице, чтобы пойти сделать отчет о своей утренней прогулке.
Она торопилась, потому что через несколько минут должен был прийти на очередной урок г-н Госсек. Эти уроки постепенно стали главным содержанием ее жизни. Она зажгла своим энтузиазмом и престарелого мэтра и прилагала максимум усилий, чтобы поскорее добиться свободы.
Но едва она ступила на первую ступеньку, как Куртиад – камердинер князя – остановил ее.
– Его светлейшее сиятельство ожидает мадемуазель в своем кабинете, – сказал он ей никогда не изменявшим ему размеренным тоном, являвшимся неотъемлемой частью образцового слуги, каковым являлся Куртиад.
После почти тридцатилетней службы у князя он стал кое в чем походить на него, позаимствовав даже его некоторые невинные причуды. В доме Куртиад занимался только особой князя и среди других слуг, которые побаивались, но и уважали его, был облечен властью, подобно серому кардиналу.
Поэтому мнимая м-ль Малерусс посмотрела на него настороженно.
– Его сиятельство? Вы хотите сказать… князь?
– Его светлейшее сиятельство! – с нажимом повторил Куртиад, кланяясь и слегка поджав губы, что означало осуждение подобного неуважения. – Они изволили поручить мне передать мадемуазель, что они ждут ее, когда она вернется. Прошу мадемуазель следовать за мной.
Подавив движение недовольства при мысли об уроке пения, Марианна пошла за слугой до дверей кабинета, знакомого ей значительно лучше, чем Талейран мог предполагать. Куртиад осторожно постучал, вошел и доложил:
– Мадемуазель Малерусс, монсеньор.
– Пусть войдет, Куртиад! А вы отправляйтесь предупредить мадам де Перигор, что я буду иметь честь приветствовать ее около пяти часов, э?
При появлении девушки сидевший за рабочим столом Талейран встал для короткого приветствия, затем снова опустился, знаком приглашая гостью располагаться. Верный своей привычке, он был одет в черное, а сверкавший на его фраке орден Св. Георгия напомнил Марианне, что он сегодня завтракал со старым князем Куракиным, русским послом. На углу стола, в старинной алебастровой вазе, раскрывали свои лепестки восхитительные темно-красные, почти черные розы, не издававшие, однако, никакого запаха. А в комнате ощущался легкий аромат вербены, так любимой Талейраном. Луч солнца оживлял обстановку, лишая ее обычной строгости и делая более мягкой и интимной.
Присев на краешек стула, Марианна едва смела дышать в тишине, нарушаемой только легким поскрипыванием пера князя по бумаге. Когда письмо было закончено, Талейран небрежно бросил перо и поднял бесцветные глаза на девушку. Выражение их было холодным и загадочным, и Марианна, неизвестно почему, ощутила беспокойство.
– Похоже, что госпожа графиня де Перигор питает к вам большое доверие, мадемуазель Малерусс. Немалый успех, вы знаете? Каким волшебством вы воспользовались, чтобы выиграть подобную баталию – иначе это и не назовешь. Госпожа де Перигор слишком молода, чтобы быть двуличной. Может быть, ваш голос?
– Возможно, монсеньор, но я так не думаю. Просто я говорю по-немецки. Госпожа графиня чувствительна не к моему голосу, а к звукам родной речи.
– Охотно верю. Мне кажется, вы знаете многие языки?
– Четыре, монсеньор, не считая французского.
– Черт возьми! Там знают толк в науках… в Бретани! Никогда не подумал бы. Впрочем, это побуждает меня предложить вам, если вы согласитесь, место временного секретаря. Вы могли бы быть мне полезной для перевода некоторых писем, а княгиня охотно одолжит вас мне.
Предложение оказалось совершенно неожиданным. Марианна почувствовала, как волна крови залила ее щеки. То, что предлагал ей Талейран, было невозможным. Если бы она стала его секретарем, Фуше немедленно узнал бы об этом и, осчастливленный подобной удачей, тут же потребовал бы более подробные и интересные донесения. Однако Марианна действительно ни за какую цену не хотела выходить за рамки светских сплетен и описания незначительных мелочей в доме, где она нашла приют. Фуше довольствовался этим, пусть бы так было и дальше. Если же она будет допущена к корреспонденции князя, он потребует большего. И тогда Марианна вынужденно станет тем, чем она не хотела и не собиралась быть: настоящей шпионкой. Она встала.