Звезда для Наполеона - Страница 163

163

Итак, она готова полностью, и зеркало подтвердило ее неотразимость. Знаменитое платье Леруа было действительно шедевром простоты: из плотного перламутрового атласа, с длинным шлейфом, подшитым золотой парчой, расширяющееся только книзу, оно плотно облегало фигуру со смелостью, которую могла позволить только женщина, обладающая подобной грудью и ногами. Если добавить сюда головокружительное декольте с подаренным Наполеоном украшением из изумрудов и алмазов, то вполне можно было сказать, что платье больше раздевает Марианну, чем одевает, но то, что на другой выглядело бы неприлично, на ней стало образцом элегантности и красоты. Леруа предсказывал, что со следующего дня сотни женщин будут добиваться подобного платья.

– Но я всем откажу, – заверил он. – Я дорожу своей репутацией и даже на тысячу не найдется одна, которая смогла бы так царственно носить подобное платье.

Медленно, не переставая смотреть на себя, Марианна натянула длинные перчатки из зеленых кружев. Отражение в зеркале очаровало ее. Она видела в своей красоте залог успеха. В ее черных волосах алмазы горели тысячами огней.

Некоторое время она колебалась, какой из букетов выбрать: фиалки, камелии? Последний лучше гармонировал с ее платьем, но можно ли из-за этого отказаться от цветов любимого человека?.. Стремительно, бросив последний взгляд на белые цветы, она схватила фиалки и направилась к двери, в то же время как из-за кулис донесся голос режиссера:

– На сцену, мадемуазель Мария-Стэлла!

Дуэт из «Весталки» закончился под гром аплодисментов, причем Наполеон первым, с необычным восторгом, нарушил тишину зала. Дрожащей рукой, крепко сжатой покрасневшим от гордости Эльвиу, Марианна с чувством триумфа посылала приветствия и низко склонялась в реверансах. Но они главным образом адресовались не неистовствующему залу, вставшему со своих мест, а человеку в мундире полковника егерей, который наверху, в уставленной цветами большой ложе так нежно улыбался ей рядом с юной брюнеткой с классическим профилем, принцессой Полиной, его младшей сестрой, самой любимой, к которой он время от времени наклонялся, словно спрашивая ее мнение.

– Победа! – прошептал Эльвиу. – Теперь пойдет. Вы их захватили! Смелей! Это вам одной…

Она едва слышала. Триумфальная музыка аплодисментов наполнила ее уши восхитительным шумом бури. Существует ли в мире более опьяняющий шум? Устремив взгляд к смотревшему сверху человеку, она видела только его и ему от всего сердца посвящала этот оглушительный успех, который он предсказывал и хотел. Он парил над бесформенной бездной, при виде которой она недавно, только выйдя на сцену, едва не потеряла сознание. Но головокружение прошло.

Она чувствовала себя уверенно. Страх покинул ее. Эльвиу был прав: ничто больше не могло ее задеть.

Вновь наступила тишина, более живая, может быть, чем недавние овации, потому что она была полна ожидания. Словно весь зал затаил дыхание… Сжимая в руке букет фиалок, Марианна начала арию из «Багдадского Калифа». Никогда еще ее голос, справившийся теперь с тяжелейшими трудностями вокала, не был так послушен ей. Он летел над залом, мягкий, теплый, и в его чистых нотах драгоценности Востока сменялись то горячим ароматом пустыни, то буйной радостью детей, плескавшихся у фонтанов. И Марианна, как магнитом прикованная к большой ложе, пела только для одного, забыв о других, которых она тем не менее увлекала за собой по волшебной дороге музыки.

И снова был триумф – шумный, неистовый, неописуемый. Театр, казалось, взорвется от бешеных оваций, в то время как на сцене бушевала цветочная буря. Позади оркестра сияющая Марианна могла видеть оглушительно аплодировавших, поднявшихся на ноги зрителей.

– Браво!.. – неслось со всех сторон. – Бис! Бис!

Она сделала несколько шагов, чтобы выйти на авансцену. Глянув на дирижера, она сделала знак, что готова начать арию. Она опустила глаза, слушая, как постепенно успокаивается зал и раздаются первые звуки оркестра. Музыка снова начала ткать свое волшебное полотно.

Но внезапно какое-то движение в одной из лож первого яруса привлекло внимание Марианны. Туда вошел мужчина, и взгляд молодой женщины сразу остановился на его фигуре. Ей показалось, что это Язон Бофор, которого она тщетно искала среди обращенных к ней лиц. Но это был не он, а другой, чей вид заставил застыть кровь в жилах Марианны. Очень высокий, широкоплечий, в костюме из темно-синего бархата, с высоким муслиновым галстуком, над которым выступало надменное лицо в обрамлении густых светлых волос, подстриженных по последней моде. Мужчина был красив, несмотря на узкий шрам, рассекавший щеку от губы до уха, и Марианна смотрела на него с недоверием, перешедшим в ужас, который испытывают перед призраками.

Она хотела закричать, чтобы этим усмирить охватившую ее панику, но не могла издать ни звука. Это было как в дурном сне или припадке безумия. Неужели это возможно? Неужели этот кошмар был наяву? Она видела, как к ее ногам падают осколки ценой таких мучений созданного удивительного, но хрупкого мира, теперь разлетевшегося вдребезги. Ее губы раскрылись в поисках воздуха, но ощущение кошмара становилось все более давящим, и вскоре зал, императорская ложа в пунцовых розах, вышитые золотом занавеси, светильники рампы и испуганное лицо дирижера смешались в адском калейдоскопе. Безвольным жестом Марианна пыталась оттолкнуть пришедший из ночи призрак. Но это не помогло! Он не хотел исчезать! Он смотрел на нее!.. Он улыбался!..

Тогда со стоном отчаяния Марианна рухнула на рассыпанные цветы, в то время как среди поднявшегося шума Франсис Кранмер, недостойный муж, человек, которого она считала убитым, нагнулся к сцене, где распростерлась белая фигура, сиявшая алмазными звездами. Он не переставал улыбаться.

163